 В Государственной Третьяковской галерее хранится необычная
картина «Юный живописец». Поступила она в начале 20 века из частной
коллекции и сразу же обратила внимание таких маститых ученых, как А. Н. Бенуа и
И. Э. Грабарь. Игорь Эммануилович восторгался ею как «сценой, выхваченной из
жизни, с реалистической живописью, тонкой наблюдательностью и колористическим
дарованием». Считал ее одним из лучших произведений русской живописи XVIII
века. Поэтому и принял большое участие в дальнейшем изучении и реставрации
картины. Именно он сумел расшифровать многие ее загадки. Прежде всего нашел истинного творца этого незаурядного
произведения. Оно пришло в Третьяковскую галерею отнюдь не анонимным, на холсте
значилась подпись авторитетного мастера, профессора Академии художеств А.
Лосенко. Но уже тогда Грабарь не мог
поверить, что эта живая искренняя, одухотворенная живопись принадлежит
именно этому мастеру. Да и подпись Лосенко не очень-то похожа, и год создания
картины — 1756-й, что стоял рядом с авторской подписью на холсте, был явной
нелепицей, ибо художник, будучи еще 19-летним юношей, только начал учиться
«художеству».
Нет, не Лосенко написал картину. Сомнения Игоря
Эммануиловича подтвердились. Когда полотно исследовали, то обнаружили, что
подпись поддельна. Более того — под ней скрывалось замазанное краской
изначальное слово Firsove, которое вызвало у Грабаря большое недоумение. «Что
за странное имя? — размышлял он.— Что за язык? Ни по-итальянски, ни
по-французски, ни по-английски Firsove не означает ничего...Я ночи не спал, раздумывая о постигшей меня неудаче,
комбинируя на все лады слово, прибавляя к нему всевозможные окончания, но из этого
ничего не выходило. Однажды ночью я вскочил как ужаленный — меня внезапно
осенила мысль: Фирсов, просто русский Фирсов, наверное, какой-нибудь Иван
Фирсов, русский художник, работавший в Париже...»
Так было открыто неведомое доселе в истории русского
изобразительного искусства XVIII века имя талантливого, своеобразного автора.
Причем «Юный живописец» — единственная значительная картина И. Фирсова; до нас
дошло лишь несколько его декоративных работ.
Открытие вызвало большой интерес. О Фирсове появились
научные статьи. И осторожные предположения — ведь документальных...
свидетельств о художнике не найдено почти никаких. И гипотезы, иногда
исключающие друг друга, и догадки, подчас фантастические. Тем более что Фирсов
— фамилия в России распространенная, а в архивах того времени отыскалось
несколько Фирсовых -художников. И о каждом из них биографические данные крайне
скудны, поэтому с одинаковым успехом можно было любому присвоить авторство
«Юного живописца» или, наоборот, отрицать его... Так кто же из Фирсовых был автором?
Искусствовед Т. Алексеева на основе бесспорных, ранее
неизвестных специалистам архивных документов, ею отысканных, утвердила единственно
верную биографию художника. Благодаря ее многолетним, кропотливым изысканиям И.
Фирсов получил признание потомков, полноправно вошел в Большую Советскую
Энциклопедию и в многотомную «Историю русского искусства»«,
Иван Иванович Фирсов, человек нелегкой, трагической судьбы,
родился в 1733 году в семье московского
купца. 14-летним подростком
стал работать декоратором в Канцелярии от строений, затем, с 1762 года и
до конца дней своих,— в Дирекции императорских театров. Писал декорации,
пейзажи. Дарования он был несомненного, поэтому во второй половине 1750-х годов
приобрел репутацию опытного живописца. В 1765 году послан в качестве
воспитанника Академии художеств в Париж. Вот здесь-то и создал знаменитого
«Юного живописца», который лишь спустя почти два столетия был по справедливости
оценен и принес творцу заслуженную славу.
Фирсов вернулся на родину в 1768 году и вновь оказался в
положении бесправного подмастерья-декоратора, получавшего ничтожное вознаграждение.
Художник окончил дни свои трагически. Тяжело заболел в 1784 году и, как
докладывал лекарь, «от безумства в смирительном доме надежды в нем ко
излечению... не предвидится». Больше художником уже никто не интересовался.
Поэтому и каких-либо официальных бумаг в архивах не осталось.
Теперь о другой находке, которая, казалось, никакого
отношения к Фирсову не имела. В начале 1960-х годов в Государственную центральную
художественную научно-реставрационную мастерскую имени академика И. Э. Грабаря поступил
из подмосковного краеведческого музея города Истры «Портрет молодого человека в
зеленом кафтане» неизвестного автора. Картина была исполнена в холодных
голубовато-серых тонах, ее живописная манера .сдержанна и деликатна. Когда же
реставраторы очистили темный лак, то увидели на живописи подпись художника,
создавшего портрет: «И. Локтев». Кто он такой? О нем ничего не знали.
Лишь после долгих поисков искусствоведы пришли к выводу, что
автор относится к числу учеников выдающегося мастера Федора Рокотова. Более
того, специалисты, казалось бы, определили имя изображенного Локтевым молодого человека.
Был назван Федор Григорьевич Орлов — один из братьев екатерининского вельможи Григория
Орлова.
И вдруг две различные находки самым неожиданным образом
стали сопричастными друг другу. Т. Алексеева, внимательно изучив портрет и
архивные сведения о его создателе, выдвинула неожиданную и интересную гипотезу:
портрет Ф. Г. Орлова на самом деле является... портретом Ивана Фирсова! Да, да,
автора «Юного живописца»!
И доказала свое предположение на основе отысканных ею новых
документов. В одном из них говорится, что Фирсов в конце 1750 года выполняет
живописные и декоративные работы в Ораниенбауме при дворе великого князя Петра
Федоровича, будущего Петра III. Здесь он имеет четверых «живописных учеников».
Один из них — Иван Локтев! А портрет им написан, как уточняет Т. Алексеева, в
самом начале 1760-х годов, когда Фирсов и Локтев работали вместе.
Трудно согласиться, по мнению Алексеевой, что холодный
честолюбец Орлов походил бы на изображенного на полотне скромного молодого
человека с несколько длинным, «утиным» носом и добрыми, внимательными глазами.
Портрет написан любовно, старательно, с нескрываемой симпатией автора к
близкому, дорогому человеку. Естественно, Локтев не мог так изобразить высокомерного,
чуждого ему вельможу.
Противоречит ранее принятому определению портретируемого и
одежда. У модели Локтева — простой суконный кафтан, но не военный мундир
участника Семилетней войны, не одеяние прокурора Сената, кем позже становится
Орлов, и даже не домашний бархатный кафтан ушедшего в отставку царедворца.
Кстати, платье портретируемого весьма сходно с перечисленной в одной из
отысканных Алексеевой ведомостей одежды, сшитой именно для Фирсова. И возраст изображенного
также соответствует больше возрасту Фирсова — ему в 1761 году было чуть больше
тридцати.
Считалось, что картина создана Локтевым в манере Рокотова.
При более внимательном изучении выяснилось, что тонкость живописи, красота ее
холодных тонов родственны в большей мере сдержанной манере автора «Юного
живописца». Да и рокотовский зигзагообразный мазок, который считался чуть ли не
основным аргументом в определении Локтева как рокотовского ученика, в портрете
не был обнаружен.
Эти соображения свидетельствуют в пользу того, что на
портрете изображен Иван Фирсов.
Евграф КОНЧИН Журнал "Юный художник" №10. !982г.
| 
